Activity
14.08.2011 03.07.2011 28.06.2011 16.06.2011 22.05.2011 17.05.2011 07.05.2011 23:29  veda написал в сообщество Легенды,мифы,притчи,сказки народов мира новый топик Так кто же остался в лавке? 1 2 3 4 5 (21 Votes) Техники исполнения желаний Меня занимала и продолжает занимать история древних притч, кочующих из века в век. Они меняют стиль изложения и «религиозную принадлежность», но, как правило, в неизменном виде сохраняют суть. Однако же так бывает не всегда. Иногда суть теряется или меняется с течением времени, при переезде из страны в страну. Так произошло с одной старинной буддийской притчей, которую все мы знаем как Самый Бородатый Еврейский Анекдот, бывший таковым уже в эпоху, когда Ильф и Петров писали свою эпопею про похождения Остапа Бендера. Заслуга Ильфа и Петрова состоит здесь в том, что они обессмертили притчу любавических хасидов, которую однако же и не хасиды выдумали. Однако сути притчи Ильф с Петровым не уловили, поэтому она потеряла соль и превратилась в остроумный, но лишённый смысла анекдот. Так, пистолет без бойка становится игрушкой детей. Но верните ему боёк — и перед Вами снова — грозное оружие. Настало время вернуть утраченное. Итак, давайте вспомним известный всем читателям «Двенадцати стульев» анекдот: Умирает старый еврей. Слабым голосом зовёт своих детей. - Абрам здесь? - Здесь — отвечают ему. - Изя здесь? - Здесь! - А Яша тоже здесь? - Здесь, говорят почтительные родственники трагическим шепотом. Тогда разъярённый еврей поднимается со своих подушек и кричит: - А кто же тогда в лавке остался?! И умирает. В принципе, ничего удивительного нет в том, что еврей назвал своих сынов именами трёх праотцев — Авраама, Исаака и Яакова. Просто был такой обычай — называть детей библейскими именами. Ну и что? А то, что без комментариев, любая притча, что булка хлеба с куском масла, но без ножа. Видит око — да зуб неймёт. Поскольку “комментариев Раши” у меня под рукой нет, будем понимать эту притчу через её буддийский прототип. Итак, вот как звучала она в Индии, в те далёкие времена, когда буддисты пытались объяснить большинству легкомысленного населения, придерживавшемуся красочных, но пустых обрядов индуизма — в чём порок внешней религиозности и напускного благочестия. Отголоски этих язвительных нападок на псевдо-святость мы и слышим в этом рассказе. Рама, Кришна, Лакшми... Один лавочник знал, что надо быть религиозным и стремиться к святости, но у него, конечно, не было на это времени. Однако он знал один обычай — благочестивое поверье: если ты умираешь с именем Бога на устах (и это будут именно твои последние слова!), то сразу достигнешь Просветления, освобождения от дальнейших перерождений. И лавочник решил назвать всех своих детей именами разных богов, чтобы точно уж на смертном одре не произносить ничего другого, кроме имён своих деток. И вот пришёл его смертный час, и лавочник начал по традиции подзывать детей: - Рама здесь? - Здесь — говорят ему. - Кришна здесь? - Здесь. - А Лакшми здесь? - Здесь. - А кто же тогда в лавке остался — кричит торговец и ...умирает. Смысл этой притчи такой: если лавка всю жизнь была целью Ваших помыслов и центром, вокруг которого крутился Ваш ум, то никакое соблюдение благочестивых ритуалов, никакие попытки «обмануть попа» не увенчаются успехом. Однако, это ещё не всё... Есть похожая дзенская притча, родившаяся соответственно в Японии и на почве дзен-буддизма. С виду она совсем не похожа на две предыдущие, однако суть у неё всё та же. Притча называется Казнь самурая Казнили самурая-предателя. В последний момент он обратился к своему хозяину с такими словами: «Сиятельный господин мой! Казнь моя — несправедлива. А за всякой несправедливостью следует возмездие. Знайте, что я буду отмщён. Из моего мёртвого тела выйдет Дух Мести ибо дьявол вызывает дьявола». Хозяин самурая прекрасно знал, о чём идёт речь. Если убить человека, который совсем не собирался умирать и который испытывает жажду мщения по отношению к своим мучителям, то его дух не успокоится и неотвратимо настигнет убийцу. У знатного самурая было мало времени что-либо придумать, да и казнь отменять он не собирался. Однако он сказал вот что: «Ты очень испугал нас словами о посмертном возмездии. Но я прошу тебя, дай знать, передумал ты мстить или нет, когда умрёшь и когда голова твоя будет отрублена от тела. Давай условимся о знаке, который ты подашь. Сейчас я отрублю тебе голову. Видишь ли ты прямо перед собой каменную плиту? Так вот после того, как голова твоя будет отрублена, пусть эта голова попытается укусить плиту. Если твой Разгневанный Дух поможет тебе это сделать, то мы примем с горечью свою судьбу и подготовимся к неизбежному. Итак, ты дашь нам знак, постараешься укусить камень? -Я укушу его! Я укушу его! Я уку... Вспыхнула на солнце дуга меча, раздался короткий хрустящий звук. А после этого от ужаса онемели все присутствующие: отрубленная голова покатилась прямо к камню и стиснула его зубами на какой-то миг. Знатный же самурай стоял и смеялся. Затем он поспешил успокоить обезумевший от страха народ. Вам совершенно нечего опасаться! Неужели вы не знаете, что только САМОЕ ПОСЛЕДНЕЕ желание может быть опасным? Когда я уговорил его дать нам знак, я отвратил его сознание от мысли о самой мести. Он умер, имея одно только намерение — укусить каменную плиту и это глупое намерение было так велико, что он даже оказался в силах его выполнить. И действительно умерший никого не побеспокоил. Смысл этой кровожадной притчи вот в чём: концентрируясь на обрядовой стороне религии, мы теряем её суть. И все наши старания — впустую. То, что мы называем «ревностным служением Богу» не более, чем попытка «укусить камень». Самурай сказал: «Дай знак». Этим он убил чистое Намерение. Ибо знаки и символы, какими бы они ни были грозными и впечатляющими, — это не суть истина, которую мы все ищем. 02.05.2011 25.04.2011 10.04.2011 09.04.2011 31.03.2011
|
